7 любимых игр советских детей, которые нынче под запретом

Спутниками детей в СССР всегда были мяч, скакалка, мел и смекалка, а не гаджеты. Игры были подвижными, требовали быстрых ног, силы и хитрости.

Ножички

У каждого пацана и у каждой второй девчонки в кармане был нож-складешок. Если далеко от подъезда уходить не разрешалось, а гулявших во дворе ребятишек было мало, можно было сыгрануть в ножички. Для этого на земле рисовался круг. Если играли вдвоём, его делили надвое — и каждый участник норовил воткнуть ножик в половину соседа и прирезать к своему наделу часть его земли.
Играть можно было по-разному. Можно было просто метать ножик вниз в надежде на то, что он воткнётся лезвием в землю, а можно — согнуть складешок под 90 градусов и подкидывать его вверх с вращением. Играли до той поры, пока проигрывавший мог встать ступнёй или хотя бы носком на оставшийся у него кусок земли. Если участок становился мал, он проигрывал — и всё начиналось сначала.

Цепи-цепи кованые

В эту игру можно было играть в летние каникулы, когда во двор высыпало много детей. Теперь специалисты поговаривают, что «Цепи-цепи кованые» — лишь часть древней русской игры-сватовства. В те годы это было неважно. Дети разбивались на две более-менее равные по силам команды. Становились друг напротив друга. Одна команда хором кричала: «Цепи-цепи кованые! Раскуйте нас!» Вторая отвечала вопросом: «Кем из нас?» Первая команда выбирала игрока, как правило самого лёгкого. Он должен был, изо всей силы разбежавшись, прорвать цепь и увести с собой одного из игроков.



Перед ребёнком вставал выбор: увести он мог лишь того, чью руку только что «расковал». Чтобы его команда стала сильнее, надо было выбирать самого сильного игрока. При этом следовало правильно оценить собственные возможности: если цепь не «расковывалась», игрок переходил в чужую команду. Часто всё это заканчивалось весёлой кучей-малой, синяками и шишками. Но никто не ныл, и родители никому претензии не предъявляли. О ювенальной юстиции тогда никто не слышал. А вот за порванные штаны или рубашку можно было от родителей получить выволочку.

Хоронили панночку

В дождливые дни дети собирались у кого-нибудь на квартире или где-нибудь на чердаке и рассказывали друг другу страшилки про красную руку, гроб на колёсиках, белые тапочки, пианино с красным пятном — пугали малышей. Рассказчик, закатывая глаза, чтоб было страшнее, начинал говорить: «В одном чёрном-пречёрном лесу стоял чёрный-пречёрный дом. В этом чёрном-пречёрном доме была чёрная-пречёрная комната. В этой чёрной-пречёрной комнате стоял чёрный-пречёрный стол. А на этом самом чёрном-пречёрном столе стоял чёрный-пречёрный гроб. И из этого чёрного-пречёрного гроба выскакивала чёрная рука: „Отдай мое сердце!“



При последних словах рассказчик хватал соседей за руки или кто-нибудь, подкравшись сзади, хватал их за бока. Все дружно визжали и смеялись. Самые отчаянные вызывали гномиков, перевязывая красной ниткой кровать, клали на неё зеркало и, накрывшись одеялом, взывали к мелкому народцу в тщетной надежде, что те придут и принесут с собой подарки: колечки и серёжки для девочек. Самой страшной игрой считались „Похороны панночки“ (»Панночка помэрла!").
Один из детей ложился на сдвинутые стулья или на скамейку во дворе и делал вид, что помер, а остальные ходили вокруг него с жалостливыми песнями, мол, «панночка умерла». Потом все вместе кричали: «Ты умрёшь, но оживёшь!» — и пытались поднять «умершего», дотрагиваясь до него только указательными пальцами или мизинцами. Это, конечно, не удавалось, и всё начиналось сначала. Взрослые на такие игры не реагировали: детишки развлекаются, и ладно. Может, и хорошо, что такие развлечения ушли в прошлое. Современные дети и так все с неврозами, какая уж тут «панночка».

Хали-хало стоп!

Ещё одна игра, которая развивала глазомер, смекалку и ловкость, называлась «Хали-хало стоп!». Водящий загадывал слово и начинал подсказывать, что именно он загадал. Когда кто-то отгадывал слово, он подбрасывал мяч в воздух, кричал: «Хали-хало!» — и убегал. Отгадавший должен был поймать мяч и крикнуть: «Стоп!» Водящий замирал. Поймавшему мяч следовало угадать, сколько шагов до водящего. Если он угадывал, то сам становился водящим. Шаги бывали разные: большие, маленькие, носок к пятке, вприпрыжку, кружась и даже с плевками — шаг следовало делать туда, куда доплюнул. Были и другие игры: «Пять-пятнадцать, десять-двадцать», «Морская фигура, замри!» и множество других, где играли все вместе.

Прыжки с гаражей

Ещё одной не самой безопасной игрой были прыжки с высоты. Очевидно, дети таким образом испытывали границы возможностей своего организма и собственной воли. Когда высота становилась слишком большой, останавливались: здравый смысл никто не отменял.
В городе прыгали с крыш гаражей (металлических и кирпичных), с деревьев. В деревнях — с крыш сараев, с сеновалов. Прыгали все: и мальчики, и девочки. Девочки, правда, выбирали гаражи пониже, но самые отчаянные не отставали от мальчишек. Это давало кратковременное чувство полёта и отбитые пятки. Бывало ли так, что кто-то ломал себе ногу? Бывало, но редко — надо было как-то особенно неудачно приземлиться на утрамбованную десятками детских ног землю.

Катание на ящиках и самодельных салазках

Зимой развлечения были другими. Конечно, вечером среди недели все высыпали на ярко освещённые катки и дворовые горки. Девочки хвастались коньками-снегурочками, пацаны гоняли шайбу. На выходных семьями катались на лыжах, уходили в лес, жгли там костры, пили горячий чай.
Но были и чисто детские развлечения, в которых взрослые участия не принимали. В городах школьники катались на металлических ящиках из-под молока в треугольных пакетах и устраивали соревнования, кто дольше проскользит. Санки для этой игры не годились: они были низкими.



Забава начиналась, едва на дорогах появлялись первые наледи. Для этого, взяв в руки лёгкий проволочный ящик, следовало разбежаться, а потом опустить ящик на лёд или плотный снег и лечь на него животом. Ящик, как правило, ехал долго. Иногда соревнования усложнялись: следовало, подруливая ногами и руками, въехать в ворота из таких же ящиков.
Сейчас играть так просто негде: все дворы и улицы заставлены машинами, да и ящиков таких уже нет. А тогда машины ездили редко, скорости были небольшие и дети спокойно выходили на тихие улочки провинциальных городков поиграть под светом фонарей. Их никто не гонял.
В деревнях ящиков не было, но там мальчишки уже с 12 лет начинали сами мастерить санки. Например, в далёких деревнях Читинской области в начале 1980-х годов появилось повальное увлечение: школьники сколачивали деревянные санки, снизу прикручивали к ним лезвия от хоккейных коньков и катались по льду местной реки Унды. Нет, никто не утонул.
Устройство санок было сложным: сверху устанавливали сиденье, впереди стоял подвижный конёк с крестовиной. Задние коньки были неподвижными. Рулили ногами, отталкивались палками. Самые сообразительные сзади на санках делали «багажник», клали туда сено и поджигали. Дым изображал дымок (!) от воображаемого двигателя. Родители таким играм нисколько не препятствовали: не бедокурят дома — уже хорошо.

Казаки-разбойники

В эту игру играли двумя командами — двор на двор. Одни становились казаками, другие разбойниками. Разбойники прятались от казаков, оставляя мелом на заборах и асфальте подсказки, казаки ловили их и отправляли в «тюрьму». Разбойник мог сбежать от казака по дороге или освободить «заключённого», запятнав охранника. Для этого надо было подобраться к нему незаметно и дотронуться рукой — запятнать.



Игра могла длиться несколько дней, а команды могли меняться местами. Площадкой для такой игры становились большие территории: несколько дворов, кварталов, ближайшие проезды и даже парки.
Сейчас это немыслимо — надолго исчезнуть с глаз родителей! Они через пятнадцать минут вызовут полицию. А тогда можно было прятаться хоть весь день. Домой забегали только перекусить или попить воды.
К слову сказать, опасности детей, конечно, подстерегали и тогда. Однако дети друг друга не бросали, а мальчики всегда присматривали за младшими братишками и за девочками — как бы чего не случилось. От чужаков и взрослых отбивались вместе, звали на помощь соседей и старших братьев. Своих в обиду не давали.